"PNEUMA"

ПНЕВМА — древнегреческое слово, означающее «дыхание»,
а в религиозном контексте — «дух» или «душа».

В философии стоиков пневма — это понятие «дыхания жизни»,
смеси элементов воздуха (в движении) и огня (как тепла).
Для стоиков пневма — это активный, порождающий принцип,
организующий как личность, так и космос.
В своей высшей форме пневма представляет собой человеческую душу (psyche), которая является фрагментом пневмы, которая является душой Божества.

πνεῦμα

ПНЕВМА — древнегреческое слово, означающее «дыхание»,а в религиозном контексте — «дух» или «душа».

В философии стоиков пневма — это понятие «дыхания жизни», смеси элементов воздуха (в движении)
и огня (как тепла).
Для стоиков пневма — это активный, порождающий принцип, организующий как личность, так и космос.
В своей высшей форме пневма представляет собой человеческую душу (psyche), которая является фрагментом пневмы, которая является душой Божества.

ПНЕВМА — древнегреческое слово,
означающее «дыхание», а в религиозном
контексте — «дух» или «душа».

В философии стоиков пневма — это понятие
«дыхания жизни», смеси элементов воздуха
(в движении) и огня (как тепла).
Для стоиков пневма — это активный,
порождающий принцип, организующий
как личность, так и космос.
В своей высшей форме пневма представляет
собой человеческую душу (psyche), которая
является фрагментом пневмы, которая
является душой Божества.

Две картины, которыми художник начинает свой диалог со зрителем –
это своеобразный визуальный пролог, задуманный автором
к последующему «повествованию».

На первом полотне в центре присутствует фигура, мягкие размытые очертания
которой еще только начинают формироваться из окружающего её
бирюзово-синего пространства и первое впечатление, некоего,
пока еще спящего, равновесия дает зрителю время, чтоб в определенный
момент увидеть своеобразный трехмерный «голографический» эффект,
словно составные части, находящиеся на разных уровнях,
стремятся обрести тождественную друг другу форму и стать одним целым.

Сюжетом и цветовой палитрой автор словно предлагает зрителю ощутить
состояние невесомости, состояние, которое испытываешь при погружении
в воды Океана, когда он заботливо качает нас на своих волнах.
И такая ассоциация с Океаном и состоянием невесомости — не случайна.
На трансцендентном уровне «океан» как символ — это элемент, из которого
возникает вся жизнь.
Бесформенный и неистощимый первичный источник жизни.
Он олицетворяет эмоциональное и женское начало и не только дает жизнь,
но и поддерживает её.

Обратимся к символизму доминирующего в работе синего цвета.
Синий — это символ стабильности, надежности и чистоты.
Он ассоциируется с чувством безмятежности, гармонии и спокойствия.
Но умиротворенным и неторопливым на картине теперь воспринимается
только окружение, внутри которого уже начинается процесс синтеза,
когда энергетическое, информационное и духовное, теряя свою невесомость,
стремятся, уже на биологическом уровне, стать одним целым.
Стремятся стать Живым.

Лоно – название работы, открывающей экспозицию.

Две картины, которыми художник начинает
свой диалог со зрителем – это своеобразный
визуальный пролог, задуманный автором
к последующему «повествованию».

На первом полотне в центре присутствует
фигура, мягкие размытые очертания которой
еще только начинают формироваться
из окружающего её бирюзово-синего
пространства и первое впечатление, некоего,
пока еще спящего, равновесия дает зрителю
время, чтоб в определенный момент увидеть
своеобразный трехмерный «голографический»
эффект, словно составные части, находящиеся
на разных уровнях, стремятся обрести
тождественную друг другу форму
и стать одним целым.

Сюжетом и цветовой палитрой автор словно
предлагает зрителю ощутить состояние
невесомости, состояние, которое испытываешь
при погружении в воды Океана,
когда он заботливо качает нас на своих волнах.
И такая ассоциация с Океаном и состоянием
невесомости — не случайна.
На трансцендентном уровне «океан» как символ
— это элемент, из которого возникает вся жизнь.
Бесформенный и неистощимый первичный
источник жизни. Он олицетворяет
эмоциональное и женское начало
и не только дает жизнь, но и поддерживает её.

Обратимся к символизму доминирующего
в работе синего цвета.
Синий — это символ стабильности, надежности
и чистоты. Он ассоциируется с чувством
безмятежности, гармонии и спокойствия.
Но умиротворенным и неторопливым на
картине теперь воспринимается только
окружение, внутри которого уже начинается
процесс синтеза, когда энергетическое,
информационное и духовное, теряя свою
невесомость, стремятся, уже на биологическом
уровне, стать одним целым.
Стремятся стать Живым.

Лоно – название работы,
открывающей экспозицию.

Две картины, которыми художник начинает свой диалог со зрителем –
это своеобразный визуальный пролог, задуманный автором
к последующему «повествованию».

На первом полотне в центре присутствует фигура, мягкие
размытые очертания которой еще только начинают формироваться
из окружающего её бирюзово-синего пространства и первое
впечатление, некоего, пока еще спящего, равновесия
дает зрителю время, чтоб в определенный момент увидеть
своеобразный трехмерный «голографический» эффект,
словно составные части, находящиеся на разных уровнях,
стремятся обрести тождественную друг другу форму
и стать одним целым.

Сюжетом и цветовой палитрой автор словно предлагает зрителю
ощутить состояние невесомости, состояние, которое испытываешь
при погружении в воды Океана, когда он заботливо качает нас
на своих волнах.
И такая ассоциация с Океаном и состоянием невесомости —
не случайна. На трансцендентном уровне «океан» как символ —
это элемент, из которого возникает вся жизнь.
Бесформенный и неистощимый первичный источник жизни.
Он олицетворяет эмоциональное и женское начало и не только
дает жизнь, но и поддерживает её.

Обратимся к символизму доминирующего в работе синего цвета.
Синий — это символ стабильности, надежности и чистоты.
Он ассоциируется с чувством безмятежности, гармонии
и спокойствия.
Но умиротворенным и неторопливым на картине теперь
воспринимается только окружение, внутри которого уже начинается
процесс синтеза, когда энергетическое, информационное и духовное,
теряя свою невесомость, стремятся, уже на биологическом уровне,
стать одним целым.
Стремятся стать Живым.

Лоно – название работы, открывающей экспозицию.

На первом полотне в центре присутствует фигура,
мягкие размытые очертания которой еще только начинают
формироваться из окружающего её бирюзово-синего
пространства и первое впечатление, некоего,
пока еще спящего, равновесия дает зрителю время,
чтоб в определенный момент увидеть своеобразный
трехмерный «голографический» эффект,
словно составные части, находящиеся на разных уровнях,
стремятся обрести тождественную друг другу форму
и стать одним целым.

Сюжетом и цветовой палитрой автор словно предлагает
зрителю ощутить состояние невесомости, состояние,
которое испытываешь при погружении в воды Океана,
когда он заботливо качает нас на своих волнах.
И такая ассоциация с Океаном и состоянием невесомости —
не случайна. На трансцендентном уровне «океан» как символ
— это элемент, из которого возникает вся жизнь.
Бесформенный и неистощимый первичный источник жизни.
Он олицетворяет эмоциональное и женское начало
и не только дает жизнь, но и поддерживает её.

Обратимся к символизму доминирующего в работе
синего цвета. Синий — это символ стабильности, надежности
и чистоты. Он ассоциируется с чувством безмятежности,
гармонии и спокойствия. Но умиротворенным
и неторопливым на картине теперь воспринимается
только окружение, внутри которого уже начинается процесс
синтеза, когда энергетическое, информационное и духовное,
теряя свою невесомость, стремятся, уже на биологическом
уровне, стать одним целым.
Стремятся стать Живым.

Лоно – название работы, открывающей экспозицию.

На первом полотне в центре присутствует фигура, мягкие размытые очертания которой еще только начинают формироваться из окружающего её бирюзово-синего пространства и первое впечатление, некоего, пока еще спящего, равновесия дает зрителю время, чтоб в определенный момент увидеть своеобразный трехмерный «голографический» эффект, словно составные части, находящиеся на разных уровнях, стремятся обрести тождественную друг другу форму и стать одним целым.

Сюжетом и цветовой палитрой автор словно предлагает зрителю ощутить состояние невесомости, состояние, которое испытываешь при погружении в воды Океана, когда он заботливо качает нас
на своих волнах.
И такая ассоциация с Океаном и состоянием невесомости -
не случайна.
На трансцендентном уровне «океан» как символ — это элемент,
из которого возникает вся жизнь.
Бесформенный и неистощимый первичный источник жизни.
Он олицетворяет эмоциональное и женское начало и не только
дает жизнь, но и поддерживает её.

Обратимся к символизму доминирующего в работе синего цвета.
Синий — это символ стабильности, надежности и чистоты.
Он ассоциируется с чувством безмятежности, гармонии
и спокойствия.
Но умиротворенным и неторопливым на картине теперь воспринимается только окружение, внутри которого уже начинается процесс синтеза, когда энергетическое, информационное и духовное, теряя свою невесомость, стремятся,
уже на биологическом уровне, стать одним целым.
Стремятся стать Живым.

Лоно – название работы, открывающей экспозицию.

Вихри кроваво красного цвета, буквально измазывают всё полотно холста,
словно он служил простыней на операционном столе.

Перед нами вторая работа художника, открывающая экспозицию.
Задуманная как неотъемлемое смысловое продолжение к первой картине –
она визуально является полным её антагонистом.
После медитативного, словно укачивающего зрителя в своей колыбели,
первого сюжета – новая работа буквально вырывает нас из этой безмятежности.
Цвета мечутся в какой-то хаотичной динамике, готовой кричать
от сконцентрированного в себе потенциала.
Вращающиеся по спирали грубые мазки краски, похожие на языки пламени,
как будто всасываются некой воронкой, чтоб через мгновение вырваться обратно
и заполнить собой окружающее пространство – как вдох новорожденного перед тем,
как он издаст в этот мир свой первый пронзительный крик.

Картина ищет свое место – она пытается вырваться за собственные пределы
и одновременно сжаться во внутрь, она дрожит, тревожно выискивая ориентиры,
за которые могла бы ухватиться и пульсирует,
нащупывая потенциал своей собственной жизненной силы…


Название работы — Рождение

Вихри кроваво красного цвета, буквально
измазывают всё полотно холста, словно
он служил простыней на операционном столе.

Перед нами вторая работа художника,
открывающая экспозицию.
Задуманная как неотъемлемое смысловое
продолжение к первой картине – это полотно
визуально является полным её антагонистом.
После медитативного, словно укачивающего
зрителя в своей колыбели, первого сюжета –
новая работа буквально вырывает нас
из этой безмятежности.
Цвета мечутся в какой-то хаотичной динамике,
готовой кричать от сконцентрированного
в себе потенциала.
Вращающиеся по спирали грубые мазки краски,
похожие на языки пламени, как будто
всасываются некой воронкой, чтоб через
мгновение вырваться обратно и заполнить
собой окружающее пространство – как вдох
новорожденного перед тем, как он издаст
в этот мир свой первый пронзительный крик.

Картина ищет свое место – она пытается
вырваться за собственные пределы
и одновременно сжаться во внутрь, она дрожит,
тревожно выискивая ориентиры,
за которые могла бы ухватиться и пульсирует,
нащупывая потенциал
своей собственной жизненной силы…


Название работы — Рождение

Вихри кроваво красного цвета, буквально измазывают
всё полотно холста, словно он служил простыней
на операционном столе.

Перед нами вторая работа художника, открывающая
экспозицию. Задуманная как неотъемлемое смысловое
продолжение к первой картине – она визуально является
полным её антагонистом.
После медитативного, словно укачивающего зрителя
в своей колыбели, первого сюжета – новая работа буквально
вырывает нас из этой безмятежности.
Цвета мечутся в какой-то хаотичной динамике,
готовой кричать от сконцентрированного в себе потенциала.
Вращающиеся по спирали грубые мазки краски, похожие
на языки пламени, как будто всасываются некой воронкой,
чтоб через мгновение вырваться обратно и заполнить собой
окружающее пространство – как вдох новорожденного
перед тем, как он издаст в этот мир свой первый
пронзительный крик.

Картина ищет свое место – она пытается вырваться
за собственные пределы и одновременно сжаться во внутрь,
она дрожит, тревожно выискивая ориентиры,
за которые могла бы ухватиться и пульсирует,
нащупывая потенциал своей собственной жизненной силы…


Название работы — Рождение

Форма и Цвет – первые два компонента «языка», на котором и будет рассказана история,
первые два «объекта» для ассоциативного и символического изучения зрителем.
Такими ключами к восприятию художник наделяет нас при знакомстве
с первой работой серии.
Динамика, которая появляется во второй работе и «почерк», где-то мягкий,
где-то более жесткий и импульсивный – еще два ориентира, две отправные точки
для интерпретации сюжета.

Художник умышленно скрывает названия остальных своих работ.
Он более не хочет влиять на зрителя, не хочет ставить в рамки нашу фантазию
и ограничивать воображение.
Не хочет диктовать свои смыслы нашему восприятию.

Таким образом автор задает зрителю вопрос, в котором и звучит приглашение к диалогу.
Он задаёт вопрос: – «а что видите Вы ?»

Форма и Цвет – первые два компонента «языка»,
на котором и будет рассказана история, первые два «объекта»
для ассоциативного и символического изучения зрителем.
Такими ключами к восприятию художник наделяет нас
при знакомстве с первой работой серии.
Динамика, которая появляется во второй работе и «почерк»,
где-то мягкий, где-то более жесткий и импульсивный –
еще два ориентира, две отправные точки
для интерпретации сюжета.

Художник умышленно скрывает названия остальных
своих работ. Он более не хочет влиять на зрителя,
не хочет ставить в рамки нашу фантазию
и ограничивать воображение.
Не хочет диктовать свои смыслы нашему восприятию.

Таким образом автор задает зрителю вопрос,
в котором и звучит приглашение к диалогу.
Он задаёт вопрос: – «а что видите Вы ?»

Форма и Цвет – первые два компонента «языка»,
на котором и будет рассказана история,
первые два «объекта» для ассоциативного
и символического изучения зрителем.
Такими ключами к восприятию художник
наделяет нас при знакомстве
с первой работой серии.
Динамика, которая появляется во второй работе
и «почерк», где-то мягкий, где-то более жесткий
и импульсивный – еще два ориентира,
две отправные точки для интерпретации сюжета.

Художник умышленно скрывает названия
остальных своих работ. Он более не хочет влиять
на зрителя, не хочет ставить в рамки нашу
фантазию и ограничивать воображение.
Не хочет диктовать свои смыслы
нашему восприятию.

Таким образом автор задает зрителю вопрос,
в котором и звучит приглашение к диалогу.
Он задаёт вопрос: – «а что видите Вы ?»

Впервые работа художника меняет свой размер и формат.
Она становится больше, как будто вобрав в себя сюжеты всех предыдущих работ
и взгляды зрителей, от наполненных эмоциями и любопытством до непонимающих
и безразличных...

Бушующие языки пламени художник рисует уже только у самых границ картины –
они становятся уже чем-то уходящим, и можно предположить,
что вот-вот покинут рабочую область холста…
Страсти затухают. Внимание больше не приковано к важности вещей,
большинство из которых служило топливом для этого огня.

На картине мы видим знакомое сочетание цветов - оно уже встречалось нам
в самом начале экспозиции и мы безошибочно находим связь с премьерной работой
под названием “Рождение”. Мы вспоминаем картину, которая привлекала
наше внимание эгоцентричным и динамичным, познающим самого себя сюжетом.
Теперь же мы наблюдаем, как вся накопленная энергия высвобождается
тихим протяжным выдохом, остывая и растворяясь в окружающем пространстве...

Но что изображает автор в своей картине ?!
Возможно подсказку мы найдем в названии работы.
Энтропия – такое название дает художник этой картине.
На греческом слово “энтропия” означает превращение или поворотный пункт.

Значит ли то, что таким названием автор показывает своё понимание смерти ?!
Смерти – как события необратимого, но не конечного ?!

Ответ вполне очевиден, ведь автор не завершает экспозицию этой работой
и зрителя ждет еще одна картина....

Впервые работа художника меняет свой размер и формат.
Она становится больше, как будто вобрав в себя сюжеты
всех предыдущих работ и взгляды зрителей, от наполненных эмоциями и любопытством до непонимающих и безразличных...

Бушующие языки пламени художник рисует уже только у самых границ картины – они становятся уже чем-то уходящим, и можно предположить, что вот-вот покинут рабочую область холста…
Страсти затухают.
Внимание больше не приковано к важности вещей,
большинство из которых служило топливом для этого огня.

На картине мы видим знакомое сочетание цветов - оно уже встречалось нам в самом начале экспозиции и мы безошибочно находим связь с премьерной работой под названием “Рождение”.
Мы вспоминаем картину, которая привлекала наше внимание эгоцентричным и динамичным, познающим самого себя сюжетом.
Теперь же мы наблюдаем, как вся накопленная энергия высвобождается тихим протяжным выдохом, остывая
и растворяясь в окружающем пространстве...

Но что изображает автор в своей картине ?!
Возможно подсказку мы найдем в названии работы.
Энтропия – такое название дает художник этой картине.
На греческом слово “энтропия” означает превращение
или поворотный пункт.

Значит ли то, что таким названием автор показывает
своё понимание смерти ?!
Смерти – как события необратимого, но не конечного ?!

Ответ вполне очевиден, ведь автор не завершает экспозицию
этой работой и зрителя ждет еще одна картина....

Впервые работа художника меняет свой размер
и формат. Она становится больше, как будто
вобрав в себя сюжеты всех предыдущих работ
и взгляды зрителей, от наполненных эмоциями
и любопытством до непонимающих
и безразличных...

Бушующие языки пламени художник рисует
уже только у самых границ картины –
они становятся уже чем-то уходящим, и можно
предположить, что вот-вот покинут рабочую
область холста…
Страсти затухают.
Внимание больше не приковано к важности
вещей, большинство из которых служило
топливом для этого огня.

На картине мы видим знакомое сочетание
цветов - оно уже встречалось нам в самом начале
экспозиции и мы безошибочно находим связь
с премьерной работой под названием “Рождение”.
Мы вспоминаем картину, которая привлекала
наше внимание эгоцентричным и динамичным,
познающим самого себя сюжетом.
Теперь же мы наблюдаем, как вся накопленная
энергия высвобождается тихим протяжным
выдохом, остывая и растворяясь в окружающем
пространстве...

Но что изображает автор в своей картине ?!
Возможно подсказку мы найдем в названии
работы.
Энтропия – такое название дает художник этой
картине. На греческом слово “энтропия”
означает превращение или поворотный пункт.

Значит ли то, что таким названием автор
показывает своё понимание смерти ?!
Смерти – как события необратимого,
но не конечного ?!

Ответ вполне очевиден, ведь автор
не завершает экспозицию этой работой
и зрителя ждет еще одна картина....

Переходя к финальной работе экспозиции – зритель наблюдает тотальную смену
мерности сюжета, одновременно испытывая ощущение абсолютной его связи
с самой первой работой экспозиции !
Узнаваемой цветовой палитрой автор приводит нас к началу нашего «путешествия»,
но это не движение по замкнутому кругу – это восходящий виток спирали
открывающий зрителю плоскость нового восприятия уже знакомых сюжетов…

И эту еле заметную спираль мы можем увидеть в центральной части картины.
Её ненавязчивое исполнение словно указывает на ту тонкую скрытую,
но неразрывную связь, которой соединены эти две работы. Связь, которая буквально
сжимает между ними время, как будто прошлое, настоящее и будущее
всегда существовали одновременно.

Мы больше не находим в сюжете изолированности и беззащитности,
нет обособленности, наоборот, каждый элемент картины как будто пытается сократить
расстояние между собой, тянется на встречу друг другу и воссоединяется с тем,
к чему стремился…

Мы снова возвращаемся к невесомости, но если первая картина художника погружала нас
в эту невесомость как в окружающую среду, то теперь мы ощущаем словно сами становимся
абсолютно невесомыми, и полностью растворяясь в этом состоянии мы обнаруживаем
внутри себя мерцающую искру сияющую ярким светом, и через этот внутренний свет
мы становимся одним целым с этой притягательной и умиротворяющей силой,
которая ощущается не только в самом изображении,
а далеко за пределами пространства полотна….

Название работы – Единение

Переходя к финальной работе экспозиции – зритель наблюдает
тотальную смену мерности сюжета, одновременно испытывая
ощущение абсолютной его связи с самой первой работой экспозиции !
Узнаваемой цветовой палитрой автор приводит нас к началу
нашего «путешествия», но это не движение по замкнутому кругу –
это восходящий виток спирали открывающий зрителю плоскость
нового восприятия уже знакомых сюжетов…

И эту еле заметную спираль мы можем увидеть в центральной части
картины. Её ненавязчивое исполнение словно указывает на ту тонкую
скрытую, но неразрывную связь, которой соединены эти две работы.
Связь, которая буквально сжимает между ними время, как будто
прошлое, настоящее и будущее всегда существовали одновременно.

Мы больше не находим в сюжете изолированности и беззащитности,
нет обособленности, наоборот, каждый элемент картины как будто
пытается сократить расстояние между собой, тянется на встречу
друг другу и воссоединяется с тем, к чему стремился…

Мы снова возвращаемся к невесомости, но если первая картина
художника погружала нас в эту невесомость как в окружающую среду,
то теперь мы ощущаем словно сами становимся абсолютно
невесомыми, и полностью растворяясь в этом состоянии
мы обнаруживаем внутри себя мерцающую искру сияющую
ярким светом, и через этот внутренний свет мы становимся
одним целым с этой притягательной и умиротворяющей силой,
которая ощущается не только в самом изображении,
а далеко за пределами пространства полотна….

Название работы – Единение

Переходя к финальной работе экспозиции –
зритель наблюдает тотальную смену мерности
сюжета, одновременно испытывая ощущение
абсолютной его связи с самой первой работой
экспозиции !
Узнаваемой цветовой палитрой автор приводит
нас к началу нашего «путешествия», но это
не движение по замкнутому кругу –
это восходящий виток спирали открывающий
зрителю плоскость нового восприятия
уже знакомых сюжетов…

И эту еле заметную спираль мы можем увидеть
в центральной части картины. Её ненавязчивое
исполнение словно указывает на ту тонкую
скрытую, но неразрывную связь, которой
соединены эти две работы. Связь, которая
буквально сжимает между ними время,
как будто прошлое, настоящее и будущее
всегда существовали одновременно.

Мы больше не находим в сюжете
изолированности и беззащитности,
нет обособленности, наоборот, каждый элемент
картины как будто пытается сократить
расстояние между собой, тянется на встречу
друг другу и воссоединяется с тем,
к чему стремился…

Мы снова возвращаемся к невесомости, но если
первая картина художника погружала нас
в эту невесомость как в окружающую среду,
то теперь мы ощущаем словно сами становимся
абсолютно невесомыми, и полностью
растворяясь в этом состоянии мы обнаруживаем
внутри себя мерцающую искру сияющую
ярким светом, и через этот внутренний свет
мы становимся одним целым с этой
притягательной и умиротворяющей силой,
которая ощущается не только в самом
изображении, а далеко за пределами
пространства полотна….

Название работы – Единение

Давая названия первым двум работам и картинам завершающим экспозицию –
художник дал нам лишь вектор.
Будучи наделенными свободой интерпретации сюжетов, в попытке понять или угадать,
что изображал художник на своих работах – любой ответ будет лишь плодом нашей
собственной фантазии.
Любой ответ будет проекцией наших собственных мыслей, чувств и переживаний.

И как зритель мы понимаем, что приготовившись увидеть чужую историю жизни –
мы, на самом деле, смотрели на Свою.

Давая названия первым двум работам и картинам завершающим
экспозицию – художник дал нам лишь вектор.
Будучи наделенными свободой интерпретации сюжетов,
в попытке понять или угадать, что изображал художник
на своих работах – любой ответ будет лишь плодом нашей
собственной фантазии.
Любой ответ будет проекцией наших собственных мыслей,
чувств и переживаний.

И как зритель мы понимаем,
что приготовившись увидеть чужую историю жизни –
мы, на самом деле, смотрели на Свою.

Давая названия первым двум работам
и картинам завершающим экспозицию –
художник дал нам лишь вектор.
Будучи наделенными свободой интерпретации
сюжетов, в попытке понять или угадать,
что изображал художник на своих работах –
любой ответ будет лишь плодом нашей
собственной фантазии.
Любой ответ будет проекцией наших
собственных мыслей, чувств и переживаний.

И как зритель мы понимаем,
что приготовившись увидеть
чужую историю жизни –
мы, на самом деле, смотрели на Свою.